Тема войны как ужаса и катастрофы возникла в искусстве в XIX веке, но по-настоящему захватила его уже в следующем столетии. Искусство XX века пронизано травмой войны и сосредоточено на ее проживании — даже в таких мирных, на первый взгляд, работах, как «Полуночники» Эдварда Хоппера, она оказывается на первом плане. Weekend рассказывает, как менялся изобразительный язык войны и ее осмысление в искусстве

Питер Брейгель Старший

Одна из первых картин о военной травме в истории европейской живописи — «Сорока на виселице» Брейгеля. Она написана в 1568 году — за год до смерти художника и через год после начала жестокого подавления Нидерландского восстания герцогом Фернандо Альваресом де Толедо. Войны здесь как будто бы нет: мирный пейзаж, веселящиеся крестьяне, не обращающие никакого внимания на пустую виселицу. Это, конечно, не психологический этюд о безразличии к насилию, а аллегория — одна из брейгелевских картин-ребусов, соединяющая пословицу «дорога к виселице ведет через веселые лужайки» и распространенный образ сороки как сплетницы (а значит, доносительницы, готовящей почву террору). Виселица здесь напоминает невозможную фигуру, вроде треугольника Пенроуза,— перестраивающую геометрию мира и создающую дыру в самом его центре.

---

Франсиско Гойя

---

Василий Верещагин

Василий Верещагин  пацифист в истории искусства. Сам отличавшийся боевой храбростью, он открыл культуре тот факт, что война — не славный подвиг, а разрушение и смерть — смерть не героическая, остающаяся в веках, а анонимная и бесславная. Об этом — «Апофеоз войны». Картина — смысловой центр «Туркестанской серии», созданной после участия художника в среднеазиатской компании конца 1860-х. Посреди реалистических зарисовок — аллегория, переводящая современные, прикрытые политической рациональностью военные маневры в другую хронологию — историю тысячелетней бессмысленной бойни. На раме «Апофеоза», как известно, стоит посвящение: «Всем великим завоевателям — прошедшим, настоящим, будущим».

---

Немецкий экспрессионизм и постэкспрессионизм

Немецкий экспрессионизм не был рожден войной, но был по-своему готов к ней. Его основой было ощущение мира распадающегося, способного каждую секунду обернуться вселенской катастрофой. В 1914 году катастрофа случилась, и Германия оказалась в ее центре. Многие из лидеров движения погибли на войне, другие вышли искореженными и начали пересобирать экспрессионистский язык, очищая его от авангардистской экзальтации, избавляясь от романтизма, чтобы разглядеть зияющую реальность. Именно постэкспрессионизм первым приходит в голову при речи об искусстве военной травмы: плакальщики Кете Кольвиц, гротески Макса Бекмана, карикатуры Георга Гросса, кошмары Отто Дикса. Эхо этой волны затронуло и советское искусство 1920-х, оно заметно, к примеру, в «Инвалидах войны» Юрия Пименова.

---

Пабло Пикассо

---

Эдвард Хоппер

Одна из самых известных, цитируемых и пародируемых картин американской живописи «Полуночники» Эдварда Хоппера на первый взгляд к войне не имеет отношения — типичная хопперовская городская меланхолия: отчужденные люди, погруженные в совместное отсутствие. На деле здесь изображен конкретный момент: день, когда американцы узнали о нападении на Перл-Хабор. Это довольно личное произведение: сидящая за стойкой нью-йоркского дайнера пара — сам Хоппер и его жена Джо. «Полуночники» — высказывание о том оцепенении, какое вызывает уже идущая, но пока невидимая война, угроза, пронизывающая воздух, парализующая, но не имеющая внешних проявлений.

---

Жан Фотрие

---

Фрэнсис Бэкон

Фрэнсис Бэкон никогда не делал прямых высказываний о войне, как и о чем-либо другом, но его живопись часто воспринималась как отражение опыта человеческого состояния после катастрофы Второй мировой. В первую очередь речь о «Трех этюдах к фигурам у подножия распятия» — созданной в самом конце войны картине, с которой и начинается зрелый Бэкон. Один из первых его триптихов подчеркнуто вписан в историю мировой культуры, с христианскими и античными подтекстами (бэконовские свидетели распятия — одновременно фурии из «Орестеи»), и решительно порывает с ней. Человека уже нет, есть новые, непонятные еще, страшные и жалкие существа — тела как слепки аффектов: насилия и страдания, ярости и апатии, которые невозможно отличить друг от друга.

---

Ири и Тоси Маруки

Все японское послевоенное искусство определено опытом Хиросимы, но в этом огромном массиве у супругов Маруки особое место. Ири сам из-под Хиросимы, через три дня после атомной бомбардировки он и его жена Тоси прибыли в город разыскивать выживших родственников, они говорили с очевидцами, наблюдали, помогали хоронить мертвецов. Через пять лет появилась первая из «Панелей Хиросимы». Над циклом из 25 вещей они работали больше 30 лет. Мешающий аллегорию и документалистику, кошмарный реализм и абстракцию, цикл Маруки похож на «Бедствия войны» Гойи, только каждая вещь здесь — огромных размеров. Маруки нашли особый язык для военной травмы: европейская графическая традиция, в которой работала Тоси, сплавляется с японской тушью, мастером которой был Ири, но эта встреча — не гармоничный диалог культур, а кошмар взрыва.

---

Суровый стиль

---

Йозеф Бойс

Бывший стрелок люфтваффе Йозеф Бойс был главным художником Германии, говорившим о преодолении военной травмы. В отличие от лидеров европейского послевоенного искусства, сюжетом Бойса был не ужас свидетельства и не кошмар коллективной вины, а спасение и преображение. Ключевую роль играл его личный миф: Бойс утверждал, что после крушения самолета, сбитого советской артиллерией, его спасли крымские татары, обернув войлоком и обмазав жиром. Эти два вещества, войлок и жир, вместе с другими элементами мифа (мед, аптечка, олени, зайцы) переходили из работы в работу. Весь бойсовский гезамткунстверк — инсталляции, рисунки, перформансы, манифесты, социальные скульптуры (вроде проекта, в котором Бойс с единомышленниками сажали в Касселе тысячи дубов) — попытка предложить такое же спасительное перерождение и обновление всем, кто этого хочет.

---

Марта Рослер

Американское антивоенное движение с общенациональными акциями протеста против войны во Вьетнаме во многом сформировало то поколение интеллектуалов, к которому принадлежит Марта Рослер. Для них, идущих с маргаритками и гвоздиками на вооруженную до зубов полицию, вьетнамская война была здесь и сейчас, а не где-то в параллельном мире, далеко за океаном, как полагал американский обыватель, равнодушно просматривающий телевизионные выпуски новостей. В серии коллажей «Война с доставкой на дом» (1967–1972) Марта Рослер, взяв на вооружение тактику крупнейшего мастера политического искусства Веймарской республики Джона Хартфилда, буквально сталкивает две реальности, не совмещающиеся в обывательской голове: идеальный американский дом с рекламного проспекта и репортерские кадры с мест боевых действий.

---

Валид Раад

Архитектурный увраж «Скажем честно: погода помогала» (1998) входит в круг работ The Atlas Group — проекта ливанского художника Валида Раада, скрывающегося под именем фиктивной группы архивистов-документалистов, которая будто бы составила коллекцию странных свидетельств о гражданской войне в Ливане. Доподлинно известно, что Валиду Рааду было восемь лет, когда началась война, и он своими глазами видел, как его родной Бейрут из цветущего средиземноморского города превращался в пиранезианскую руину. Все остальное — фикция, где грань между правдой и вымыслом весьма зыбка. Раад утверждает, что, как все бейрутские мальчишки, бежал на улицу после каждого взрыва, чтобы подобрать шрапнель и гильзы, застрявшие в стенах домов и стволах деревьев, но при этом, как необычный бейрутский мальчишка, вел дневник, фотографируя места взрывов. Увраж представляет собой собрание этих фотографий: выбоины на зданиях прикрыты россыпями разноцветных конфетти, сквозь снимки проступают чертежи, но не архитектурные, а военно-инженерные — это схемы снарядов и баллистических ракет, изранивших тело города. Цвета конфетти символизируют 17 государств и военных блоков, прямо или косвенно участвовавших в гражданской войне в Ливане,— Бейрут, воплощение ближневосточного космополитизма, и строили, и, как выясняется, разрушали всем миром.

---

Аслан Гойсум

По публикациям СМИ