Почему российский бизнес остался без статистики и аналитики (рос. мова)

В 2022 году значительная, если не большая часть статистических данных о российской экономике покрылась туманом военных действий. Бизнес в страхе перед санкциями перестал публиковать отчетность и пытается спрятать структуру владения активами. Государство скрыло статистику импорта-экспорта и многие отраслевые данные. Сложно сказать, насколько эти меры помогли справиться с эффектами санкций, но по итогам года ясно проявились отрицательные последствия: ухудшение или полное исчезновение отраслевой аналитики, падение интереса крупных инвесторов к фондовому рынку. Еще более серьезной проблемой может стать ухудшение качества планирования.

Если бы историку будущего пришлось писать статью о российской экономике «периода специальной военной операции» только на основе официальных источников, он столкнулся бы с большими сложностями. Например, как оценить эффект санкций на российскую внешнюю торговлю, если данные о ней перестали раскрывать с марта? Информацию о добыче и переработке нефти и газа пришлось бы собирать по крупицам из заявлений профильных чиновников, так как Минэнерго закрыло данные ЦДУ ТЭК. А если бы бедолагу вдруг заинтересовала структура российских золотовалютных резервов, ее вообще взять негде.

Ни цифры врагу

Инициатором введения «статистической цензуры» в 2022 году было государство, но эти меры не встретили сопротивления со стороны отчаянно пытавшегося спрятаться от санкций бизнеса — скорее наоборот. Так, ЦБ разрешил банкам не раскрывать бухгалтерскую отчетность и «чувствительную информацию» — состав совета директоров и правления, контрагентов по сделкам и так далее — и финансовые организации с благодарностью этим воспользовались, хотя могли бы и остаться прозрачными.

В отношении компаний ограничения по раскрытию касались в первую очередь тех, кто попал под санкции (напрямую или через оказавшихся в черных списках акционеров). Однако очень быстро закрыли информацию и те, кого санкции не коснулись.

По итогам первого полугодия из «голубых фишек» отчетность по МСФО раскрывали только ГМК «Норильский никель» и «Русал».

Собеседники “Ъ” среди чиновников и бизнесменов признавали, что «рано или поздно под санкциями окажутся все», сокрытие информации лишь дает отсрочку. Но непубличные российские компании в попытке избежать санкций стали удалять и существовавшие данные. Например, из «СПАРК-Интерфакс» пропала информация о структуре собственности активов экосистемы крупного банка и учредителях нескольких ведущих российских производителей электроники.

Если действия бизнеса легко объяснить страхом перед санкциями, то понять логику некоторых шагов государства по закрытию статистики сложнее. Прекращение публикации данных об экспорте-импорте было призвано, видимо, скрыть (и таким образом защитить) внешнеторговых партнеров РФ. Но мера теряет смысл, если информация сохраняется в статистике торгового партнера.

В итоге решение лишь прибавило работы аналитикам, которые теперь вынуждены искать данные об экспорте угля или импорте автомобилей в статистике Китая, Индии или Кореи, с неизбежными в таких случаях разночтениями.

Данные о добыче нефти в России можно найти в материалах ОПЕК, а статистику трубопроводного экспорта газа, формально закрытую, «Газпром» теперь сам сообщает дважды в месяц.

Защита от провокаций

Сложно определить критерии, которые использует государство при закрытии доступа к «чувствительной» информации, но риск санкций не выглядит единственным или даже определяющим. Тренд на сокрытие данных начался задолго до военного конфликта — как минимум с 2020 года.

Тогда, например, поправки в федеральный бюджет перестали появляться в открытом доступе, и стало сложнее ориентироваться в перераспределении средств между статьями бюджета. Фактически прекратил работу сайт «Госрасходы», запущенный Счетной палатой в 2019 году, где отображались виды и получатели бюджетных субсидий. В 2020 году также стал лишь выборочно обновляться публичный реестр специальных инвестиционных контрактов — соглашений, которые компании, в том числе иностранные, заключали с правительством.

Яркий пример того, насколько широким становится определение «чувствительной» информации,— реакция ФАС на предложение в агрегированном виде публиковать в одном месте информацию о тарифах и объемах потребления энергии по всей стране.

Это «спровоцирует вал обращений», искренне признался сотрудник управления регулирования ЖКХ ФАС в октябре на совещании общественного совета при регуляторе. Чиновник уверен: «потребители не особо понимают» в тарифном регулировании и по незнанию начнут спрашивать, например, почему в одном регионе отопление дороже, чем другом, или хуже — почему тарифы на одной улице отличаются от дома к дому.

Сотрудники ФАС, присутствовавшие на совещании, бросились поддерживать коллегу: во-первых, энергетики и местные регуляторы уже все публикуют, во-вторых, у службы сил не хватит искать и обрабатывать данные со всей страны, а в-третьих, «некоторые компании в текущей ситуации не будут ничего о себе рассказывать». В итоге они сошлись во мнении, что раскрывать данные сейчас не время — из-за «возможной политической и социальной напряженности». Чиновники пытались успокоить экспертов общественного совета: мол, такая информация нужна только для принятия решений, то есть для регуляторов, которые, видимо, понимают в тарифах побольше простого рядового гражданина.

Нечего тут анализировать

Прямым следствием исчезновения огромного пласта доступной экономической информации стало падение качества аналитики — финансовой и отраслевой. Этот сегмент и так понес серьезный урон в результате ухода западных компаний. РФ покинули ведущие зарубежные информагентства Reuters, Bloomberg, Dow Jones. Сократилось информационное покрытие российского рынка западными инвестбанками. Ушла «большая четверка» аудиторско-консультационных компаний. Крупнейшие российские банки, почти сразу попавшие под жесткие санкции, также резко сократили выдачу аналитической информации — это направление вновь оживилось лишь ближе к осени.

Менее крупные аналитические компании в условиях резкого сужения информационного поля были вынуждены сосредоточиться на макроэкономических исследованиях или зарубежных эмитентах.

Продолжают работу российские рейтинговые агентства, хотя они существенно сократили комментарии по действиям ЦБ и конкретных эмитентов, особенно находящихся под санкциями.

Пострадала и отраслевая аналитика: например, ушло с российского рынка украинское издание «Промышленные грузы» — основной источник статистики по ставкам оперирования подвижным составом. Кто его заменит, пока непонятно. В других отраслях аналитики избегают давать публичные оценки как из-за отсутствия статистики, на которую можно было бы опереться, так и из-за представлений о «чувствительности» почти любого аспекта работы: от импорта оборудования до экспорта товаров и услуг, от финансирования операций до логистических схем. Участники рынка вынуждены использовать данные, полученные неофициальным путем или заведомо неполные, из-за чего оценки начинают существенно различаться.

Один из собеседников “Ъ” в компании—производителе электроники признается, что «сейчас ни у кого нет более или менее достоверных данных, например, об объеме рынка серверов и систем хранения данных, и мы были вынуждены сформировать отдел, чтобы заниматься анализом рынка самостоятельно».

Планы с потолка

Закрытие отчетностей и падение качества аналитики уже привели к заметному снижению интереса институциональных инвесторов к российскому рынку акций. Доля физлиц на торгах акциям Московской биржи превысила к концу года 80% по объему. Впрочем, рынок облигаций довольно быстро восстановился. ЦБ признает проблему и со следующего года обязал участников финансового рынка раскрывать бухгалтерскую отчетность (за исключением особо чувствительной, касающейся личностей и контрагентов). Эмитенты, впрочем, смогут продлить право не раскрывать информацию до середины года.

Однако проблемы финансовых инвесторов или отдельных промышленных компаний, связанные с ухудшением понимания собственного рынка,— это ничто по сравнению с вызовами, с которыми столкнется само государство. Постоянно сужающийся объем открытых данных, создавая искаженные представления о ситуации в отраслях, затрудняет работу чиновников и любые формы планирования.

В теории некое абстрактное государство, разумеется, имеет доступ ко всей статистике. Однако на практике прежде министерства активно прибегали к помощи компаний и аналитиков как для принятия отдельных решений (отраслевые субсидии, пошлины), так и для создания отраслевых стратегий развития.

Это объяснимо, поскольку, во-первых, даже в прежние открытые времена у министерств часто не было достаточного количества данных (например, коммерческой информации), а во-вторых, у большинства регуляторов нет собственных ресурсов для анализа.

Теперь ситуация стала гораздо сложней, экономика активно перестраивается, и чиновникам надо заново разбираться, как она работает. Некоторые сектора, с разрешения государства или без оного, частично перешли в серую зону: достаточно упомянуть гражданскую авиацию, которая откуда-то получает запчасти для самолетов западного производства, несмотря на санкции.

Участники рынка часто не слишком заинтересованы в том, чтобы делиться с регуляторами информацией о способах решения своих проблем, а государство, по наблюдениям “Ъ”, не всегда старается это узнать и учесть. В последние месяцы многие отраслевые решения, в том числе по налогам, были приняты после обсуждения только с отдельными компаниями или вообще без него. В итоге государство оказывается примерно в той же ситуации, что и бизнес,— перед риском неверных решений из-за заведомо неполных данных.

Ольга Никитина, Дмитрий Ладыгин, Никита Королев, отдел бизнеса